Фундаментальное образование нам, конечно, дала советская школа. И САПР (системы автоматизированного проектирования) в СССР были, но на своей специфической архитектуре, на той элементной базе, которая существовала в то время. В середине же 80-х годов на Западе зародился новый класс инженерного ПО на новой IBM-PC архитектуре.

Параллельно я, после поступления в институт в середине 90-х годов, попал в компанию, которая сопровождала современное инженерное ПО для проектирования и разрабатывала свои решения для автоматизации процессов под требования российского рынка. Технологии в новой России только начали развиваться, знания только формировались. И поэтому мой опыт не базировался на наработках советского периода или на старой инженерной школе, мы учились в эпоху, когда все приходилось осваивать самостоятельно — изучать, настраивать, адаптировать, придумывать, разрабатывать.

Нельзя сказать, что западные разработки легли в основу нашего ПО. Мир ИТ в 80–90-е годы только открывался, разработчики стали обмениваться опытом, появилось то, что сейчас называется «open source»: коды публиковались в открытых источниках, их мог читать любой желающий. Мы всегда глубоко изучали опыт других стран и специалистов. Это была магия нового, технологичного мира: изучением, погружением в коды и разработки мы занимались в 90-е: тогда только появились компьютеры 286, 386 от IBM, а до них мы «играли» на «Спектрумах» и подобных системах. Вокруг нас происходила настоящая технологическая трансформация: на наших глазах громаднейшие компьютеры, «динозавры», которые могли занимать целую комнату, меняли на сравнительно маленькие персональные компьютеры.

Первый — это изучение передовых технологий: мы анализировали AutoCAD, ArchiCAD, PLANT-4D, другие разработки. Однако мы быстро пришли к выводу, что без доработок привозить их в Россию бессмысленно: они были разработаны без учета специфики российского пользователя. Например, интерфейс общался с пользователем по-английски. Поэтому первое, что мы сделали, — начали адаптировать ПО к нуждам российского пользователя: изменяли интерфейс, справки, настройку программного обеспечения, чтобы оно работало по нашим стандартам.

Кроме того, при переходе на электронные САПР сразу проявилась огромная и важная задача — необходимость ввести бумажные чертежи (предыдущие наработки) в современный процесс разработки документации на компьютере. Чертежи надо было спасать, потому что от времени они желтели и разрушались. И наше первое самостоятельное ПО — это инструмент по переводу бумажных чертежей в электронный формат. Мы их не только сохраняли, но и могли использовать, редактировать и выпускать на их базе новую документацию. Звучит просто, но благодаря этому мы помогли спасти архивы многих крупных игроков на рынке.

У нас были наработки в области распознавания текстов, их алгоритмы мы решили применить и к чертежам. К программному обеспечению подтянулось аппаратное — качественные широкоформатные сканеры, благодаря которым наш софт для чертежей можно было применять достаточно широко.

В 90-е годы в России практически никто лицензионное программное обеспечение не покупал: все пользовались пиратской продукцией. А на Западе был спрос на новые полезные технологии, мы смогли пробиться на этот рынок и стать там востребованными. В ответ мы привезли AutoCAD, ArchiCAD, а также аппаратное обеспечение — специализированные сканеры и плоттеры, которые в России на тот момент были дефицитом. Быстро по всему миру набирал популярность AutoCAD благодаря тому, что являлся универсальным ПО очень широкого применения с возможностью расширения функционала через API, своеобразный «электронный кульман», в котором можно было делать все, что чертили на бумаге карандашами или рапидографами. А мы с нашим софтом стали осваивать огромное количество узкоспециализированных направлений.

Очень быстро мы осознали, что люди хотят большей автоматизации, избавиться от рутины, сделать половину проекта одним нажатием на кнопочку. Так начали разрабатываться специализированные инструменты и так называемые аддоны — приложения, которые затачивают западный софт под предметные задачи локальных заказчиков. Это был второй крупный этап.

На третьем этапе мы поняли, что можно создать свой «электронный кульман». Мы сделали универсальную САПР-платформу, дополнили ее своими специализированными предложениями, и где-то к 2015–2016 году у нас появилось свое стабильное решение.

В середине 90-х был свободный рынок, поток идей, которые компании реализовывали, выводили на рынок, на которых зарабатывали. Государство еще не помогало, оно просто не мешало. Сейчас мы работаем на цивилизованном рынке в правовом государстве, где выстроены четкие правила работы, — мне это нравится.

Нашими основными клиентами на старте были те, кто мог заплатить, а это были чаще всего коммерческие структуры. Конечно, государственные организации тоже постепенно стали выделять бюджеты на ИТ. Но в те годы мы не делали разделения на строго коммерческих и государственных заказчиков.

Приоритет отдается отечественному, но никто не заставляет его закупать. Просто рынок в целом консервативен: проектировщик за годы привыкает работать с одним инструментом, для его замены необходимо создать условия. Санкции их создали.

И когда наш продукт в начале 2010-х годов только запускался на рынке, была ситуация, при которой люди даже не хотели смотреть по сторонам: сразу говорили, что хотят купить AutoCAD.

Государство поступило правильно, заставив в тендерной документации писать «AutoCAD или аналог», — так оно подтолкнуло конкуренцию и дало российским производителям ПО возможность участвовать в закупках и доказывать, что их предложение не хуже.

После начала перехода на отечественное ПО большинство пользователей, выбравших nanoCAD, так и остается с нашим софтом — работает тот самый консерватизм пользователей.

Они находили нужный функционал, оставались довольны и начинали говорить об этом на рынке. Мы традиционно много усилий прилагаем для развития функционала: если пользователь на каком-то этапе понимает, что в нашем ПО ему чего-то не хватает, мы концентрируемся и прикладываем усилия по реализации этой задачи в нашем ПО. Одна из них, как ни парадоксально, — сделать очень узнаваемый интерфейс. Так, в 2010-е годы мы переходили на ставший популярным ленточный интерфейс: фактически с нуля расписали все библиотеки, одних иконок нарисовали порядка 6 тысяч под современное разрешение мониторов. Работа заняла года три, но зато, когда мы выпустили nanoCAD c ленточным интерфейсом, число пользователей стремительно возросло.

Важно здесь отметить, что в 2022 году западные компании отозвали все свои лицензии. Представьте: вы официально купили лицензию, заплатив за нее условные 100 тысяч рублей (а бывает и полмиллиона), и вдруг вам сказали, что вы не имеете на нее права. Если вы решаете и дальше ей пользоваться, то переходите на нелегальное положение. Поэтому сейчас все западное программное инженерное обеспечение в России пиратское. И если компания сейчас ищет себе сотрудника со знанием западного ПО, она расписывается в том, что использует нелицензионное программное обеспечение.

Рынок специалистов в проектировании — где-то 1,5 миллиона человек, из них миллион приходится на машиностроительный сектор, остальные — на строительный сектор. Оценить соотношение пользователей пиратского западного и отечественного ПО сложно, потому что мы не монополисты на рынке. Но мне кажется, что в данном случае, условно говоря, мы пока занимаем всего 10% в виде лицензионного продукта, и тут легко можно вырасти в 3–4 раза.

Без сомнения, такую стратегию анализируем. Лично я даже приветствовал бы такое, потому что считаю, что любая конкуренция — это благо, потому что в конкуренции рождаются новые идеи, создаются новые рынки.

Западные компании ушли, и наш рынок полностью раскрылся, и мы сейчас занимаем пустующие ниши, фактически вырабатывая комплексное решение. И если этот процесс продолжится еще какое-то время, то ушедшим вендорам будет очень сложно вернуться с ненастроенным программным обеспечением, работающим по западным стандартам.

Кроме того, у нас есть разработки, которые Запад предпочитает не замечать. Например, мы работаем над программным продуктом NSR Specification, который с помощью искусственного интеллекта позволяет распознавать требования к проектам, превращать их в машинопонимаемый формат, чтобы САПР-система могла указать на возможные нарушения российского ГОСТа, СП или требования заказчика. Это решение, полностью построенное с учетом российских стандартов и требований.

Естественно. В России мы занимаем 77% рынка базовых САПР, по остальным сегментам находимся также на лидирующих позициях, но нам еще есть куда расти. В планах — развитие огромного количества инструментов для российских заказчиков. Но при этом наши разработки без сомнений можно поставлять за рубеж с адаптацией, с перенастройкой. Это наш следующий шаг, который потенциально даст дополнительный рост.

Конкуренцию бессмысленно бояться, это соревнование, попытка сравнить себя с другим, понять, в чем твои сильные стороны, где точки роста.

Рынок достаточно большой и голодный, потому что ИТ-технологии еще не проникли во все сферы, они только развиваются, и инженерное ПО будет способствовать этому развитию.

Оптимальную оценку уже дали исследователи из Strategy Partners, которые прогнозируют, что наш рынок будет расти в среднем на 16% в год до 2030 года, с таким прогнозом мы согласны.

Все оценки должны базироваться на нынешних условиях рынка. При этом я не верю, что рынок проектных работ будет сокращаться. Несмотря ни на что, проектировать надо, строить надо. У России есть амбиции: мы первыми отправили человека в космос, поднимали целину, строили БАМ. И сейчас то же самое: нам нужно создавать масштабные инфраструктурные проекты, мощные технологичные суда, оборудование, инновационные предприятия. Все, что нас будет окружать, нужно проектировать, поэтому я верю, что наша отрасль в ближайшие годы будет только расти.

Источник: ТАСС